Reflections от группы Reflections Duo / Интервью для Jazzmap.ru

Участники: Ольга Олейникова, Николай Добкин

«Они сошлись — вода и пламень...» — лучше об этой музыкальной паре и не скажешь. Яркая, шумная, стремительная Ольга Олейникова, впечатлявшая своими талантами судей шоу «Голос». Тихий и мягкий, внимательно присматривающийся к собеседнику Николай Добкин — талантливый востребованный пианист. Мы собрались в студии, где Ольга только что закончила репетицию с хором, а Николай приехал после вечернего выступления в каком-то из московских клубов. Ночь, пульты, колонки, микрофоны — трудно придумать более подходящие декорации для «размышлений и раздумий» о музыке (а именно так переводится с английского слово reflections)...

Чтобы читателям было понятнее, с кем мы беседуем о «больших» и «земных» вопросах, расскажите чуть-чуть о себе.

Ольга Олейникова: Мои родители — музыканты. И с самого начала все были уверены, что я выберу эту стезю. А я была абсолютно уверена, что пойду учительницей в начальные классы: все мои игры были связаны с обучением детей...

Николай Добкин: Обратим внимание (обводит руками помещение, где занимается хор), что это никуда не делось.

О.О.: На мои «хочу быть учителем» мама терпеливо кивала и говорила: «Хорошо, но в музыкальную школу все-таки сходим». А потом, лет в 10, я услышала «Битлз», и всё... гитара, барабаны, рок-студия, музыкальное образование, в результате которого страна получила дирижера духового оркестра... Музыкальное училище я заканчивала как флейтистка, потом два года заочно училась по специальности «дирижёр народного хора». Ездила в экспедиции по Самарской области, собирала песенный материал по деревням... Но потом встал выбор — или ты руководитель народного вокального коллектива, или солистка в джаз-оркестре. Я выбрала второе... Занялась сольным творчеством и снова перевелась на духовое отделение, которое и окончила. Но желание заниматься фольклором — причем не только русским, но и английским и многими другими – некуда не делось.

Переезд в Москву был из разряда тех моих желаний, которых сам сначала пугаешься из-за их смелости, а потом они обязательно сбываются... Благодаря пианисту Григорию Файну я познакомилась с Сергеем Манукяном, а дальше – волей судьбы попала в коллектив Николая Арутюнова, где и познакомилась с Николаем Валеричем Добкиным. На дворе стоял 2004 год.

Н.Д.: У меня похожая история: бабушка музыкант, мама музыкант, сестра музыкант, а папа — терпеливый горный инженер, героически слушающий это всю свою жизнь... В общем, вопросов, чем заниматься, не возникало, и вся моя учёба была связана с «Гнесинским синдикатом»: я закончил Гнесинскую десятилетку и Гнесинский же институт, по классу, надо заметить, фагота.

О.О.: То есть, хоть мы пианист и певица, по документам — фаготист и флейтистка.

И все эти люди, заметим, родились не в Москве. А потому не могу не задать вопрос-«клише». Как вы считаете, правда, что те, кто приехал покорять столицу — более заряжены, а москвичи на их фоне более расслаблены?

Н.Д.: Есть такое дело. Я-то живу всю жизнь в Москве, хоть родился и не здесь, а вот моя мама в свое время приехала в Москву, поступив в Гнесинское училище. Когда я учился на первом курсе института – у нас тут же образовалась небольшая компания, и мы, как полагается, болтались по городу без определённых целей. И вот мама как-то спрашивает меня: «Ну, где были сегодня, что видели?», я отвечаю: «Да так, шлялись где-то…», а она говорит: «Ну вы даёте! Я когда в Москву приехала, у меня ни одного свободного вечера не было — столько всего вокруг происходит, выставки, концерты, спектакли...». Я устыдился, и на следующий день парням говорю: «Пошли на концерт куда-нибудь!» Все очень удивились, но отвечают: «Пошли, а куда?..». «Да всё равно... что, вон, в 'консе' сегодня дают?...» И пошли. И попали на что-то приличное. И на следующий день тоже, и потом довольно долго каждый день бывали на концертах. И голова совсем по-другому заработала…

О.О.: У меня, когда я еще жила в Самаре, ситуация была точно такая же. Это ведь крупный областной центр. И когда мои однокурсники приезжали на сессию и набрасывались на меня с с восторгами «А ты это видела? А ты сюда ходила?», я хлопала глазами и разводила руками... А они мне: «Да вы зажрались!!! У вас тут оперный театр, драматический... Да мы сюда к вам из деревень едем!»

Ну а человек, приехавший в столицу и пытающийся пробиться, он по умолчанию находится в более напряженном состоянии. Он даже на джемы ходит не просто ради удовольствия, а с намерением всем что-то доказать, распихать всех локтями и всем сказать «Вот смотрите! Я есть!»

Н.Д.: Ну это даже на бытовом плане более уязвимая ситуация — надо искать работу, снимать жилье... Объективно, приходится вертеться.

О! Классика жанра: хотел бы заниматься высоким искусством, но надо где-то жить и как-то питаться. Разве именно такая ситуация не превращает творца в дельца?

О.О.: Знаете, я с детства увлеклась такими группами, как «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Лед Зеппелин», и находилась в каком-то таком заблуждении, что они всё это делали исключительно по зову души и сердца, что ими двигало исключительно творчество, что они были проводниками высшего смысла.

Н.Д.: Нет, ну это тоже правда...

О.О.: Мне казалось, что люди такого уровня духовного развития должны питаться праной и быть абсолютными бессеребрениками. И когда ты слушаешь их записи, в голове просто не остается места для мыслей о чем-то материальном и насущном... А потом я прочитала фразу, сказанную, кажется, Полом Маккартни: «Когда мы стали ездить в туры, наша музыка закончилась». А это были их самые ранние годы. Они выходили на сцену, начинали играть, их не было слышно, потому что стадион ревел. Музыка закончилась — начался бизнес. И потом мне начали попадаться фильмы о том, как проходило становление многих звезд рока, джаза, эстрады... Людьми двигало желание стать известными и богатыми — и это нормально!

Н.Д.: Это вполне нормальный мотив — хотеть разбогатеть.

О.О.: Знаете, я помню момент, когда меня спросили, а не хочу ли я продолжать, как сольная певица отдельно от группы, и я думала: «Ну как же так, ну это же мои друзья!..». Потом, когда я узнала, что мои любимые группы распадались в основном по финансовым вопросам, мой мир начал рушиться. И я думала: «Ну ребята! Ну как же так?! Ну какие деньги?! Вы же такие песни написали!!!» И только сейчас я понимаю, что это в общем-то нормально, и быть знаменитым и богатым, это...

Н.Д.: Это часть работы. Это нормально, если ты остаешься нормальным человеком. Не у всех получается...

А что значит, быть знаменитым? Ведь, если это исключительно про деньги, то не проще ли стать «Веркой-Сердючкой», пойти в народ, сесть на стабильный финансовый поток - «Голубые огоньки», концертные залы и прочие радости?

Н.Д.: Понимаете, «Веркой-Сердючкой» нельзя стать. Это либо есть, либо нет.

О.О.: Это как радиоволны — есть одна, и есть другая. Так же и люди — они за счет своего воспитания и окружения изначально находятся на какой-то волне, и в принципе не могут перенастроиться на какие-то другие. Упомянутый персонаж вызывает у меня желание сжаться и куда-то спрятаться, так как эта музыка причиняет мне физическую боль. И бесполезно доказывать, что какая-то музыка хороша или плоха, если она не рождает во мне какого-то правильного резонанса.

Но ведь под «Все будет хорошо!» скачет вся страна, и регулярные корпоративы тут гарантированы. Неужели нет даже самой крохотной зависти? И, если говорить о вашем творчестве, разве цикл «Дурацкие песни», которые вы сами так презентуете на концертах, это не шаг в сторону широких народных масс? Я вот так и вижу корпоративную программу на базе этого репертуара - менеджеров среднего звена, распевающих «Будь моим Валентином!»...

Н.Д.: (глубоко задумавшись, с удивлением) А, кстати, нет, как ни странно. Но если кто-то захочет попеть, то мы с удовольствием предоставим им такую возможность. Просто счастливы будем.

О.О.: Понимаете, все песни, рождающиеся в моей голове, они приходят туда сами.

Н.Д.: Это все по-честному, это не халтура.

О.О.: У меня ощущение, что я песни не пишу, а вспоминаю. Вот и с песней «В здоровом теле здоровый дух» так же получилось — просто рассказывала своим близким, как мы провели вчерашний вечер, и вдруг этот рассказ лег на музыку с ритмическим рисунком, и все — я себе уже не принадлежу, пока не допою это до конца... В общем, «не виноватая я — она сама пришла». Но я понимаю, что мне ее петь приятно, весело, и несмотря на ее внешнюю простоту и привлекательность для застольного хорового пения — мне за нее не стыдно, она интересная, у нее, пардон, переменный размер.... и вообще она с изюминкой.

Н.Д.: Да просто это от души, а не с прицелом.

О.О.: И еще очень немаловажно, что подобные песни рождаются у нас в головах, вырастая из множества других хороших песен. Я вот думаю, что «Drink to me, Drink to my health» Пола Маккартни – она тоже вполне застольная, но написана она моим кумиром.

Да, наша песня про «Валентина» немного провокационная, зато отражает суровую правду жизни (смеется). А прозвучавшая в новогоднем эфире на «Эхе Москвы» песня «Всех в лес» тоже «сама пришла», буквально накануне эфира. Самое главное, что нам за это все не стыдно. Нам весело!

Ольга, расскажите немного про свою вокальной школу-студию — по всему видно, что проект занимает большое место в Вашей жизни.

О.О.: Мне нравится называть это «поющим сообществом». Шесть лет назад мне захотелось доказать всем, что хорошая музыка, которую я люблю — джаз, рок-н-ролл, блюз, фолк — просто не попадает в поле зрения людей, которые могли бы ей заинтересоваться. Началось все с вокальных тренингов, где мы разбирали «всемирное музыкальное наследие». Встречи стали регулярными, и в какой-то момент это все доросло до «домашних концертов», а потом и до выступлений на больших площадках. Что мы делаем? Изучаем музыку, которая в том числе дает и представление о мировой песенной культуре. Развиваемся как сольные певцы, как ансамблевые певцы.

Но, как я понимаю, Ваши ученики — люди без профессионального музыкального образования. То есть, это все-таки хобби. Вам не кажется, что сегодня занятия музыкой стали менее престижными, чем это было раньше? Даже образ рокера — такого брутального парня — сильно обесценился с 90-х годов. И вообще, у вас как у музыкантов нет ощущения, что статус профессии снижается, и не лучше ли было в свое время податься в спортсмены, например?

Н.Д.: Престиж профессии музыканта падает не только в нашей стране. Это известная тема: «индустрия загибается» — это общее место... Ну да, появился Интернет и mp3, и если в 60-70 годы продюсеры бегали и искали талантливых музыкантов, чтобы сделать на них бизнес…

О.О.: … и построить знаменитые системообразующие лейблы с собственным узнаваемым стилем…

Н.Д.: … то сегодня ты просто сам записываешь на кухне альбом, и все. Каждый может пройти этот цикл без чьей-то помощи — написать, записать, свести, даже напечатать, и не выходя из той же кухни, продать. С одной стороны, это привело в профессию огромную толпу дилетантов, а с другой стороны, конкуренция вышла на новый уровень. Раньше в бизнес можно было попасть только через контакты и знакомства, а сейчас ты выложил ролик на Ютуб, получил 10 миллионов просмотров, и ты — новый гений. Я бы сказал, что появился новый уровень честности. А индустрия не то чтобы загибается, но однозначно перерождается.

А что касается престижа…

О.О.: ... то тут можно вспомнить известную шутку — сын приходит на кухню, где отец занимается на гитаре в наушниках, и спрашивает: «Пап, а пап — а ты когда вырастешь, кем станешь?».

Н.Д.: Любые артисты и музыканты — немножко дети: чем они занимаются? Играют...

Но все-таки почему-то люди с большей гордостью говорят, что вечером идут в фитнес-клуб или театр, чем на занятия в хоровую студию. Вроде бы как это менее престижно...

О.О.: По поводу престижа, мне вспоминается история одной моей ученицы, которая у меня занималась по классу флейты. Она закончила музыкальную школу и поехала учиться дальше в Лондон, не музыке учиться, но вот в престижную лондонскую школу с большим конкурсом ее взяли только благодаря флейте — там был школьный оркестр. За рубежом это все очень ценится.

Ребята в нашем хоре, по-моему, не только не стесняются, а даже гордятся. Нас же приглашают с собой выступать и Евгений Хавтан, и Ирина Богушевская, с пианистом-виртуозом Денисом Мажуковым мы выступали в ММДМ — пели несколько госпел-номеров. Мы хоть и любительский коллектив, зато у ребят нет этой «профессиональной привычки» и сохранилась свежесть восприятия, на сцену они выходят со светящимися глазами.

А потом, в стране ведь сейчас, вроде как, кризис — а занятия музыкой, и особенно пением, это же и снятие стресса, и в чистом виде арт-терапия. У нас даже лозунг такой есть: «Я работаю в хору — все орут, и я ору» (смеется).

Н.Д.: А мне вообще кажется, что музыка считается вполне почтенным хобби. И дети, которые ходили в нормальные музыкальные школы, отличаются от детей, которые в них не ходили, — в хорошую сторону отличаются.

А не жалко столько времени на занятия с непрофессионалами? Не противоречит ли это стратегии человека, нацелившегося на успех в столице?

О.О.: Ну во-первых, я себя просто не представляю без этого...

Н.Д.: Это как у Довлатова, когда не ты выбираешь работу, а работа выбирает тебя.

О.О.: А во-вторых, это вовсе не дилетантский уровень. Не раз в нашем коллективе выкристаллизовывались люди, у которых до этого просто не хватало решимости начать сольную карьеру. А на нашей орбите их призвание становилось настолько явным, что они потом отпочковывались и продолжали свой путь дальше. Так что несколько профессиональных певцов у нас уже стостоялось.

А бывает еще, что приходят люди, которые ходили в неправильные музыкальные школы, и получили там такие травмы, что тут их буквально приходится лечить и восстанавливать после непрофессиональных действий педагогов.

Н.Д.: Да, академическая музыкальная среда в этом плане очень травматичная.

О.О.: Потом этих людей здесь приходится за ноги трясти, в прямом смысле, чтобы они расслабились.

И я очень хорошо их понимаю. Мне самой, когда я поступала на дирижерское-хоровое отделение, сказали, что у меня голоса нет.

Так шаг за шагом мы подошли к очень большому вопросу. Почему россияне так мало поют? Я видел, как в Грузии компания, дожидаясь автобуса, пела «Сулико», я вспоминаю мультик про Украину «Жил был пёс», в котором песен больше, чем слов. Ольга, вот и вы в свое время выбрали не народный хор, а джазовый оркестр. Не ощущаете за собой чувства вины?

О.О.: Во-первых, тогда надо сразу поднимать вопрос о том, что такое русская песенная традиция...

Н.Д.: К сожалению, русская музыкальная традиция утрачена. С концами.

О.О.: А то, что нам выдавалось за нее, на самом деле было городской песней. А настоящая музыка... Народная музыка... Корневая музыка... Ну есть какие-то энтузиасты, которые еще как-то пытаются ее сохранять.

Н.Д.: Да, есть такие бабульки, Ольга их видела, а я их слышал в записях, потому что тоже интересовался фолком, то есть, этникой.

Вы знаете, мы в этом плане похожи на Америку, где тоже нет народной музыки, потому что это тоже очень большая по территории страна. Знаете, как сильно отличаются по пению Самарские бабушки от каких-нибудь архангельских?! И все они вместе совершенно непохожи на уральских или ставропольских.

О.О.: С кем граничит наша большая страна, ту культуру она в себя и вбирает. Вот вы спрашиваете, виновата ли я, что выбрала джаз, а не народную музыку. Понимаете, когда я в свое время занялась фолком и увидела всю эту «разноперость» и разношерстность, я поняла, что нет такого понятия как «русская песенная культура». Она вся очень разная, и в зависимости от географии даже имеет разную ладовую и ритмическую основу... А еще мне попалась книга Валерия Писигина «Очерки об англо-американкой музыке 50-60х годов», которая дала второе дыхание моему увлечению фолком. Некоторое время у нас даже был коллектив, в котором мы исполняли, в рамках нашего понимания, все эти народные песни — английские, американские, ирландские...

И это укрепило ощущение, что вся корневая музыка имеет очень много общего. И что слияние культур происходит повсеместно. Вот ты изучаешь американскую музыку и слышишь в кантри и Польшу, и Ирландию. И не знаю, можно ли это так называть, но ты буквально наблюдаешь культурный этногенез...

Н.Д.: Российский народ, вообще-то, не сильно музыкальный, мы не поющая нация. У нас даже язык к пению не особо располагает. Ну нету у нас сейчас такой всеобъемлющей музыкальной традиции, и все. А что с этим делать? Ну не бывает так, чтобы пришел человек и придумал народную музыку. Это должно складываться и нарастать постепенно, должен накапливаться культурный слой.

Знаете, меня в Англии просто убило, что ты можешь на концерте остановиться в любом месте, когда играешь песню «Битлз», и зал сам все допоет до конца. Вот я и думаю, а если пару веков вся Англия будет петь наизусть песни «Битлз», станет ли эта музыка народной?

Кстати, сегодня становится все более популярным так называемый стиль «этно-фьюжн» — но это совсем не народная музыка…

Вот вы говорили о фьюжн, Ирландии, Англии, Америке, Самаре и Урале, и вспомнилось ощущение, периодически возникавшее на вашем концерте. Слушаешь и понимаешь, что все очень здорово, но постоянно ловишь себя на том, что разбираешь услышанное на какие-то классические «ингридиенты». Вот точно такое же звучание, как у Селин Дион, вот, как у Долорес из Cranberries, вот прямо Инна Желанная перед глазами возникла. В современном мире, когда почти всё кем-то когда-то уже было сделано — легко ли сказать свое слово? Ведь наверняка вам хотелось бы, чтобы все говорили: «Это звучит, как Reflectinos Duo» или «Она поёт голосом, как у Олейниковой».

О.О.: Мне бы скорее польстило сравнение с Шинед О'Коннор, которую я нежно люблю. Потому что Долорес О’Риордан — это явление не просто вторичное, а десятиричное. Если говорить о приёмах фолк-пения. Это во-первых. Во-вторых, я точно знаю, что мой певческий — вокальный — стиль уже узнаваем. А вот что касается композиторского стиля, наверное, пока мои эксперименты слишком разнообразны. Видимо, я слишком много музыки знаю и люблю, и пока нахожусь в состоянии, когда в моей музыке слышно все, что я когда-либо слышала, знала и любила.

Н.Д.: Ну это ведь та же самая ситуация, но в масштабах одной конкретной творческой личности. То есть, заваривается какая-то каша из всего-всего-всего, и потом происходит кристаллизация какого-то нового стиля.

О.О.: Тут еще надо сказать, что в современной музыкальной культуре то, что называется «узнаваемый стиль звучания», во-многом зависит от продюсера, помогающего работать над альбомом. Что у нас сейчас собственно и происходит — мы начали писать альбом на студии DobroRecords Александра Новоселова. Саша – прекрасный музыкант и наш хороший друг. И в данном случае он выступает в качестве музыкального продюсера этого альбома. В общем, все эти наши разноплановые, разнохарактерные и стилистически очень пестрые песни мы сейчас будем стараться приводить к какому-то общему знаменателю.

Н.Д.: В общем, мы работаем над этим.

Беседовал Евгений КОНОПЛЕВ

Автор фото Шухрат ЮЛДАШЕВ 

Ближайший концерт группы Reflections Duo – Клуб Союз Композиторов, 29.01.2017 (вс)