Андрей Балин: "Не перебегать дорогу, а найти свою стезю и идти по ней!"

25 апреля в Московском Доме Учёных состоится концерт эстрадно-симфонического оркестра под руководством Андрея Балина. В программе — музыка, которую нынче редко услышишь: песни сестёр Бэрри, американского джазового дуэта, который исполнял композиции на идише, английском и (!) русском языках. В главных ролях — яркие московские вокалистки, Этери Бериашвили и Лиана Майстер. Татьяна Балакирская беседует о предстоящем концерте, о том, что ему предшествовало, а также о том, чем отличается военный дирижёр от Рэмбо с инициатором проекта, харизматичным дирижёром, аранжировщиком и трубачом Андреем Балиным.

ТБ: Андрей Полиславович, расскажите, пожалуйста, как появилась идея создать именно такую программу?

АБ: Я решил последовать совету вокалистки Лианы Майстер, которая поёт у меня в оркестре: именно она предложила сделать программу «Песни Сестёр Бэрри». Никто, ну, может быть, кроме Аллы Рид, наверное, не поёт эти композиции в России. Но Алла Рид одна, а сестёр Бэрри двое, — нестыковка!

ТБ: А у вас — сёстры?

АБ: А у нас «сёстры». Лиана Майстер и Этери Бериашвили. И они пели в своё время вместе. На Чистых Прудах был ресторан «Ностальжи», и они под квартет или под трио ставили весь ресторан на уши, — люди приходили их послушать специально. Это было давно, в 99-м году, и с тех пор всё утихло, и они разбежались, — Этери в свой проект, Лианочка в свой.

Так вот, первые 8 песен программы я сам сделал, потом мне дали оригинал этих сестер, и я, естественно, ритмическую основу чуть переделал в современную, потому что там все-таки 60-е годы. Кстати, в 59-м сёстры Бэрри были здесь, в Москве, в Парке Горького. Тут такой был фурор, — они пели и на идише, и на русском, и на английском. В общем, я сделал 8 аранжировок, и сейчас мне еще Лиана сбросила еще 4 штуки, их аранжирует мой выпускник, Митя Михнович, уникальный парень. Он у меня ассистент дирижёра, кроме того, играет на трубе, а сам он военный дирижёр.

ТБ: Кстати, Андрей Полиславович. А вот расскажите мне. Чем военный дирижёр отличается от обычного?

АБ: Военный дирижер отличается от Рэмбо тем, что Рэмбо не мог дирижировать. А от простого дирижера он отличается, что тот дирижер, гражданский, симфонический, не может сделать в кратчайшие сроки оркестровку, аранжировку, поднять оркестр в атаку, стрелять, бегать, прыгать, в общем, быть мужиком. Дирижеры сейчас, как правило, занимаются только одной профессией — дирижированием. А военный дирижер – это командир подразделения, командир роты, а рота — это сто человек.

Вся Европа, где есть оркестры, — это все дирижеры, которые проходят переаттестацию, заканчивают консерватории, на них надевают пиджак, китель, дают им название, и всё. А у нас 5 лет учёбы, присягу принимаешь, служишь, первый-второй год живешь в казарме, 3-4-5-й вне казармы, но ты получаешь высшее музыкальное образование и среднее военное.

ТБ: А много вообще выпускников — военных дирижёров?

АБ: Ну, сейчас их 16-17, раньше было 60-70.

ТБ: Это же на каждого надо по оркестру!

АБ: Да, Россия-матушка большая, а в Советском Союзе было вообще хорошо.

ТБ: А где их выпускают вообще?

АБ: Это было раньше на Поликарпова, метро Беговая. Выпускалось 25-30-40 человек. В каждых войсках, в каждом ведомстве есть оркестры, и каждый год из дирижёров кто-то уходит на пенсию, и на их место становится кто-то из выпускников.

ТБ: Спасибо за ликбез, Андрей Полиславович. Скажите, пожалуйста, у вас наверняка есть любимые оркестры, — можете назвать несколько самых-самых?

АБ: Заокеанские — это Каунт Бейси, это Дюк Эллингтон, оркестры эры свинга, там были Джимми Лансфорд, Джин Крупа, были оркестры белые, были чёрные ребята. Каунт Бейси и Дюк Эллингтон — это основные, потом уже Стэн Кентон, потом знаменитый Фергюссон. В общем, каждому своё, но если брать классиков жанра, то это вот они. Они родоначальники. Всё, что играют биг-бэнды, каждая третья песенка должна быть их.

ТБ: Если продолжать тему того, что должно быть. Как вы считаете, какими качествами должен обладать дирижёр?

АБ: Он должен притягивать людей, он должен быть и отцом, и матерью, и когда он выходит к пульту, все должны видеть в нем бога. И что только как он скажет, так и будет. Надеяться нужно только на дирижера. Если дирижер некомпетентен, значит, так и будет исполняться та или иная вещь. Если оркестр звучит хорошо, значит, дирижер молодец, если звучит плохо, то дирижер плохой.

Я это по себе и другим узнал — во всем всегда виноват дирижер. Всё складывается воедино – и как ты работаешь с оркестром, твоя методика, и как складываются отношения с музыкантами, и уровень музыкантов. Он отвечает за всё: за репертуар, за профессиональный подход к музыкантам, за их уровень, за концертную программу.

Что касается моего оркестра, мы играем всё, кроме классической музыки как таковой. Только в переложениях. У нас сейчас очень модная идет версия Поля Мориа «Танец с саблями». Вот он в идеале её играет, — все без ума, все в восторге от его транскрипции, и Дима Михнович в свое время взял партитуру, которая мне чудом попала от одного из дирижеров. И он увидел, что там у прежнего аранжировщика было много шероховатостей, и он изменил ее и, не перегибая творческий замысел самого Арама Хачатуряна, сделал так, что эта вещь звучит в этой версии только у Поля Мориа и у нашего оркестра. И мы начинаем все концерты с этого произведения.

Я очень часто вспоминаю фразу Всеволода Мейерхольда: «Открывается занавес, и нужно прям в морду зрителю вот так — бац! Он прикипает затылком к сиденью — и всё, дальше бери его голыми руками». Поэтому… открывается занавес, многие начинают потихоньку развивать программу: подъем, какой-то спад и к концу идет кульминация. А тут сразу, с первого аккорда — бабах! И я неоднократно убедился, что это работает.

Т: Мне всегда интересно, как человек преодолевает трудности в своем деле. Видно, что вы делом своим живете, мне интересно, как вы их преодолеваете? Не бывает ли такого, что опускаются руки?

Б: Не немеют ли ноги? Не скребут ли кошки? Не накрывает депрессия? Нет, такого не бывает.

Т: Ну и прекрасно. Тогда расскажите, как к вам попал в руки этот оркестр.

Б: О, вот это уже интересно. Я служил в армии, был начальником кафедры военно-оркестровой службы института дирижеров. Это был 13-й год. И мне звонит мой коллега, сейчас он у меня директор оркестра, Виктор Иванович. Звонит и говорит: «Там в Одинцово есть оркестр, и уже второй дирижер по счету ничего с ним сделать не может. Есть хороший штат, пожалуйста, набирай».

Предыдущий дирижер пришел и начал учить их джазу. Как свинговать. И дело не пошло. Пришлось спасать ситуацию, искать другого дирижера. И вот я в этот коллектив пришел. Это как, помнишь, у знаменитого персонажа «В бой идут одни старики»: «Нету арф — возьмите бубен». Я пришел, оркестранты меня узнали (они все были военными музыкантами в прошлом, с кем-то мы уже встречались). И они спрашивают меня: «Что ты тут делаешь?» А я говорю: «Я пришел поднимать оркестр». И они: «Ну-ну, давай». Республика ШКИД! Обвязал их, образно говоря, обоями, разрезал круг и — «надо, Федя, надо»! В общем, показал им собор Парижской Богоматери.

Они мне долго-долго говорили: «Зачем мы это делаем?» Музыканты некоторые стали стали говорить: пришел Балин и играет джазовую музыку. Я говорю, играю ту музыку, которую должен играть эстрадно-симфонический оркестр. И вот после каких-то там кляуз всяких-разных через 2 месяца я уже играл на День города программу.

Дальше я подписываю контракт еще на 3 года и параллельно занимаюсь этим оркестром. И вот испытывал я такие неудобства, что в армии об этом узнали и говорят (мой начальник института): «Ты там этим оркестром руководишь, умудряясь руководить кафедрой?!» А кафедра — это же целое направление, 6 кафедр в институте, одна из них моя, причем основополагающая. Воинские ритуалы, парады, концертная программа — это всё я. И я, раскорячившись, вот это всё делаю.

ТБ: Андрей Полиславович, я видела ваши афиши, с ваши оркестром поют многие артисты эстрады. 

АБ: Это так. Родион Газманов с нами пел, Дмитрий Певцов, Варвара Визбор, много кто.

Потом появился Максим Исаевич Дунаевский, мюзикл для нас написал. Возникла такая идея — написать мюзикл для оркестра. Один написал сценарий, другой написал стихи, нашли Дунаевского, он сыграл 10 песен, мы сделали аранжировки и за 2 месяца мы сделали этот мюзикл. Он выходит и говорит мне потом: «Как так, люди репетируют, вот знаменитый мюзикл «Чикаго», для того чтобы людей запустить, нужно было полгода репетировать. Слушай, у тебя такой классный оркестр!»

И тут наступает в Клину фестиваль имени Чайковского, куда приезжает Башмет, куда приезжает Сладковский, и в программе написано было «Дунаевский & Дунаевский». Это музыка Исаака, его отца, и Максима Дунаевского. И мы сделали программу. Он мне говорит: «У меня есть партитуры, возьми!» Можешь себе представить, сколько их? Я эти партитуры перелопатил. Через 2 недели он приезжает, садится в зале, я ему все это играю, и он говорит «Потрясающе!», «Молодец!» Я чувствовал кайф.

ТБ: Мне вообще интересно, где вы берете столько энергии? И с оркестром работать, и столько связей творческих налаживать — на все нужны силы, на всё нужно желание.

АБ: Армия меня научила. 27 лет в армии не прошли даром. Армия закаляет, это дисциплина. Армия — это когда ты сказал — ты сделал.

ТБ: Что вас конкретно закалило, скажете?

АБ: Задача поставлена — надо сделать. А для того, чтобы сделать, надо создать условия в армии. Создавались условия, при которых я должен был выполнить приказ. А в армии приказ, даже если он неправильный, не обсуждается — ты должен выполнить, а уж потом обжаловать. И вынужден был я делать то, что мне не нравилось, но я был обязан это делать. И поэтому, когда я встал на место моего командира со временем, я понимал, что если я не создам условия для того, чтобы оркестр сделал программу, я тогда поступлю недальновидно, я сам себя буду укорять за то, что задачу я поставил, а музыканты ее сделали, но безобразно.

ТБ: Как вы создаете условия?

АБ: Ну, допустим, жертвовать в армии можно… Там же есть очень много предметов обучения для оркестра. Часть убирается, и вот тебе пожалуйста! 5 дней не бегаешь, не надеваешь противогазы, зато выучишь программу. Это называется создать условия. Пожертвовать меньшим ради большего. Это рычаги, которые есть у всех командиров, но не все командиры этим пользуются, потому что дирижеры пытаются там и там и там успеть, при этом, выходя на концерт, оркестр звучит безобразно. А если дирижер убедит командира, что очень редко бывает: разрешите мне выполнить задачу, а вы освободите меня от нарядов, от выхода в поле, от учений. Но, как правило, такого не происходит. Времени на раскачку нет. Ты в армии — выполняй. Вот это всё меня закалило. Это главное.

ТБ: Сила воли, в общем.

АБ: Плюс пример отца, плюс пример деда, который был дирижером штаба сталинградского фронта. Он прошел войну и, будучи военным, так же руководил. И ордена, и медали, и всё у него в порядке. Я на их примере учился. И когда мне говорят, надо сделать программу, нужно было в кратчайшие сроки сделать все. Что-то поручал музыкантам, что-то сам. Но в любом случае я, когда программу какую-то делал, выполнял указания командира, все шишки и все недочеты на мне были. Я отвечал за выполнение приказания и это меня закаляло. Я с каждым разом делал вывод, находил ошибки в себе, и когда я получал такую же задачу, я уже знал, на какие грабли наступать не стоит. Обходил эти невзгоды таким образом, что появлялись единомышленники, и я им распределял эти задачи, но ответственность была на мне.

Эта система и по сей день работает. Как дирижер, я должен отвечать за все, поэтому никаких оправданий нет у меня, когда оркестр плохо звучит. Надо сделать так, чтобы комар носа не подточил. Поэтому когда я полковника получил, я понял, что это очень ответственное звание, это еще большую накладывает ответственность, и промахов быть не должно.

Т: У вас мечта есть? Не задача, а мечта?

Б: «Balin Orchestra». Вот есть оркестр Поля Мориа, есть оркестр Игоря Бутмана, Лундстрема. И пусть будет «Balin Orchestra». Не перебегать дорогу, а найти свою стезю и идти по ней. Чтобы «А-а-а, это же оркестр Балина!» Работать на имя. Я вырвался из плена армии и теперь понимаю, что это мой путь.

Интервью подготовила и провела Татьяна Баликирская